Часто за медицинской помощью мы идем в первую очередь в аптеку, доверяя фармацевту. Аптека – важное звено всей отрасли здравоохранения, однако сегодня этот сектор испытывает сложности. О работе аптечной сферы, о том, возможен ли дефицит лекарств, куда подевались производственные аптеки (где не только продают готовые, но и делают лекарства) и может ли фармацевт давать советы, что и как лечить, мы говорим с Николаем Беспаловым, директором по развитию аналитической компании RNC Pharma.
– Николай, вы – представитель семейной династии фармацевтов, ваша мама работала в производственной аптеке. А сейчас эта сфера аптечной отрасли по-прежнему действует или уходит в прошлое?
– Да, я пришел в профессию вслед за мамой. Семейные династии в медицинской среде распространены. Сейчас мама на пенсии, но та аптека до сих пор работает. Однако, действительно, производственных аптек стало серьезно меньше. Они постепенно вытесняются промышленным производством.
Никакой государственной политики в отношении производственных аптек не прослеживается, а она, безусловно, должна быть, потому что такие организации не только дань традиции, они вполне могут закрывать определенные проблемы сферы здравоохранения, там, где по каким-то причинам не в полной мере это делают промышленность.
Естественно, это требует внимания регуляторов, но пока на этот счет ничего внятно не сформулировано. Если в отношении производственных аптек так ничего и не изменится с точки зрения законодательства и государственного регулирования, то они фактически обречены.
– Сколько сейчас в России подобных аптек? И каковы основные их задачи?
– Сейчас в России около 450–500 производственных аптек на всю страну. А в целом в России 72 000 аптек, то есть производственных – всего примерно 0,7% от общего количества.
Есть отдельные состояния здоровья, при которых необходимы определенные лекарственные средства, которые сейчас могут обеспечить только производственные аптеки. Например, в педиатрии: там есть специфические формы выпуска и дозировки, а промышленность их не производит, похожая ситуация есть с отдельными дерматологическими заболеваниями.
За последние 20–30 лет значимость таких аптек действительно сильно сократилась, сейчас это узкая ниша, которая промышленности почти не интересна, но, если представить, что производственных аптек в одночасье не станет – это станет серьезной проблемой.
Не знаю, нужно ли специально помогать таким аптекам, но то, что нужно убрать бессмысленные ограничения – это совершенно точно! Сейчас производственные аптеки страдают от отсутствия необходимых субстанций, дефицита кадров.
Им даже запрещено оказывать людям услугу по адаптации лекарственной формы, скажем, ребенку не подходит произведенная промышленным предприятием дозировка, родителям приходится дома, что называется, «на коленке» делить ее, притом что в производственных аптеках есть необходимое оборудование и опыт для того, чтобы сделать это проще и точнее.
Плюс, помимо действующих ограничений, эти структуры еще и находятся под пристальным контролем со стороны проверяющих органов. Так что вместо поддержки производственные аптеки пока сталкиваются в основном с трудностями.
– А составляют ли лекарства, которые делают в подобных аптеках, конкуренцию импортным препаратам? Могут ли они заменить уходящий импорт?
– Нет, заменить импортные препараты они, конечно, не могут, серьезной конкуренции для крупных игроков производственные аптеки не составляют. Это совершенно нишевые истории, я бы даже сказал, это больше социальные проекты, чем бизнес.
Производственная аптека – это все-таки кустарное производство, в хорошем смысле этого слова. Вплоть до конца XIX и до начала XX века оно было развито. Потом началась глобальная трансформация, фармацевтический рынок перешел к промышленному производству, и это нормальный закономерный процесс. Нельзя пестовать такие нишевые аптеки и создать им тепличные условия, промышленное производство имеет неоспоримые преимущества. Тем более что в ряде случаев есть и технологические возможности по адаптации тех или иных препаратов, которые пока делаются кустарно, для промышленного производства.
Очень важен баланс, который без целенаправленной политики Минздрава и Минпромторга в этом направлении невозможен. При этом закрытие производственных аптек – это выпадение из медицинской отрасли важного сегмента медпомощи.
– Фармацевт, который работает в производственной аптеке, отличается ли уровнем знаний от сотрудников обычной аптеки?
– Специалисты с высшим фармацевтическим образованием раньше в рамках учебной программы обязательно проходили изучение курса аптечной технологии, так что базовый уровень знаний был примерно одинаковым. Я учился в Первом меде (ныне – Первый Московский государственный медицинский университет имени И.М. Сеченова. – Ред.), и нам в том числе преподавали эту дисциплину. Понятно, что для полноценной организации производственного процесса этот объем знаний вряд ли был исчерпывающим, естественно, требовался набор и практических навыков, которые специалисты получали в большей степени уже после завершения обучения.
Сейчас учебные программы изменились, но базовые подходы к производству в любом случае изучаются, хотя, конечно, общая ориентация аптечного дела сейчас в большей степени направлена на вопросы продажи готовых лекарств. Это накладывает отпечаток на профессию, да и на отношение к профессии.
Приоритеты, конечно, изменились, но все же я не могу сказать, что сегодня аптекарь – это исключительно продавец. Настоящий профессионал думает о главной миссии своего дела – помогать людям.
– Действительно, часто мы по привычке, когда появляются проблемы со здоровьем, идем не к врачу, а в аптеку, в том числе за советом, что и чем лечить. Правильно ли это? Может ли фармацевт давать профессиональные лечебные рекомендации?
– Конечно, сотрудник аптеки не имеет права лечить, он просто не обладает соответствующими знаниями. Даже если представить, что они у него есть, то в условиях аптеки это физически невозможно сделать: ведь нужно опросить пациента, часто – назначить определенные исследования, взять анализы и так далее. Это совершенно другая часть медпомощи, где нужны специалисты, нельзя подменять одну профессию другой.
Однако определенные функции в направлении лечения провизор и другие работники аптеки волей-неволей выполняют. Некоторые люди испытывают недоверие к врачам, или же просто физически трудно попасть к доктору, либо это дорого. И аптека зачастую становится первой точкой, куда обращается человек за помощью, например с какими-то банальными простудными состояниями, болями, растяжениями и так далее, и фармацевт помогает.
Кроме того, в функционал фармацевта всегда входила необходимость проверки назначений врача. Бывает, что в рецептах допущена ошибка. И провизор – это, можно сказать, последняя инстанция, которая может эту ошибку заметить и попытаться исправить. Вот почему так важен профессиональный опыт работника аптеки.
Наконец, есть масса состояний, когда нужно даже не скорректировать назначение врача, а посоветовать замены или какие-то дополнения. Например, назначил врач антибиотик – провизор посоветует пробиотик. Таким образом, фармацевт тоже помогает пациенту или облегчить его состояние, или не допустить возникновения отдельных побочных эффектов.
– В период пандемии общее количество аптек начало сокращаться, в 2020 году закрылось более 1500 аптек в России. Почему это происходит? Какова тенденция сегодня?
– Сейчас, как мы уже отметили, в России действует порядка 72 000 аптек. Если посмотреть соотношение, какое количество граждан приходится на одну аптеку, мы на хороших показателях, по сравнению с Европой, например, у нас аптек гораздо больше относительно плотности населения.
Однако аптека в России и аптека в Великобритании – разные вещи. Ассортимент европейских аптек обычно шире. Есть также своя специфика с точки зрения работы здравоохранения, скажем, у нас нет системы лекарственного страхования, которая бы покрывала полностью или частично стоимость лекарственных препаратов, а в Европе есть (речь о компенсации гражданам со стороны страховых или государственных фондов стоимости выписанных врачом лекарств).
А вот чисто с точки зрения количества населения на одну аптеку мы опережаем Великобританию или Германию, в этом смысле аптек у нас больше.
При этом у нас неравномерная плотность населения, поэтому и количество аптек тоже неравномерно. В крупных мегаполисах, в центре крупных городов количество аптек значительное, на одном перекрестке может работать до четырех-пяти аптек. А есть регионы, где вообще одна-две аптеки на весь город. И если они закроются, то это будет колоссальная проблема, в том числе для пациентов.
Так что в целом картина благополучная, но, как всегда, есть нюансы. Было бы здорово, если бы у государства была стратегия поведения, поддержки аптек в малонаселенных локациях. Ведь это один из элементов системы здравоохранения.
Количество аптек в России последние годы постоянно росло. Но, действительно, в 2020 году из-за пандемии коронавируса и ограничений ряд аптек не смогли работать физически, например, те, которые находились в торговых центрах, которые были закрыты. Трафик падал до нуля, и аптеки закрывались.
Тогда сильно ухудшилась ситуация и с доходами населения, были и другие факторы, которые ограничивали развитие аптечной инфраструктуры. Однако затем их количество довольно быстро восстановилось, рост шел вплоть до второго квартала текущего года, сейчас видим некоторое сокращение.
Закрылось около 300 точек, по сравнению с первым кварталом. Но в целом, если сравнивать с прошлым годом, количество аптек все еще растет.
Однако мы знаем, что санкции внесли свои изменения в нашу экономику и бизнес-процессы. И есть аптеки, которые не могут в таких условиях работать эффективно, они закрываются.
Возможно, к концу года процесс закрытия аптек продолжится, но пока даже по самым негативным прогнозам мы не ожидаем, что их будет больше полутора-двух тысяч. Это не столь критичное число для нашей страны, но явление, безусловно, неприятное.
– Есть мнение, что аптеки закрываются в том числе из-за дефицита кадров. Фармацевт, провизор стали непопулярными профессиями или это не так?
– Когда отрасль растет, развивается инфраструктура, то может возникнуть дефицит кадров. С ним отрасль может функционировать, просто рост количества точек опережает рост количества выпускников вузов. Но это не глобальный сдерживающий фактор.
В целом специалистов хватает, хотя как всегда есть дефицит квалифицированных специалистов, конечно, далеко не все идут работать по специальности.
Я знаю людей и со своего курса, которые, обучившись на провизоров, затем пошли учиться на врачей и сейчас работают по этой специальности. Да и сам я в аптеках хоть и работал, но провизором в строгом смысле слова уже не являюсь, я скорее аналитик в сфере фармацевтического маркетинга.
Как аналитик я могу оценивать бизнес прежде всего с точки зрения маркетинговой привлекательности. И могу сказать, что аптечный бизнес будет нужен при любых экономических и политических системах.
Думаю, эта профессия должна привлекать в том числе своей стабильностью. Сверхдоходов здесь, конечно, нет, но отрасль стабильная, она всегда будет нужна. К тому же, если человек хочет принести пользу обществу, то такая профессия – один из вариантов.
– А изменились ли сейчас правила работы аптек? Отпуск лекарств по рецепту, например, антибиотиков, обезболивающих?
– Глобально ничего в целом не менялось. Эта отрасль одна из самых зарегулированных с точки зрения внимания государства. Но какие-то моменты, естественно, меняются. Появляются новые сегменты рынка, например льготное лекарственное обеспечение – относительно свежая для фармацевтического рынка история – или абсолютный лидер из числа последних трендов – развитие различных онлайн форматов и так далее.
– Весной представители фармацевтической отрасли заявляли, что с дефицитом лекарств Россия столкнуться не должна и импортозамещение развивается эффективно. Какова ситуация сейчас, есть ли уход лекарств с российского рынка? Справится ли с возможным дефицитом российская фармацевтическая промышленность?
– Ухода лекарственных препаратов с рынка нет. Крупные фармацевтические компании из России не уходили. Есть буквально один-два таких примера, и там еще надо разбираться, кто больше потерял, российские потребители или сами компании, которые приняли подобные решения…
Обычно сфера здравоохранения не подпадает под санкции. Так что глобальных проблем на фармрынке нет. Однако есть сложности с логистикой, поставками субстанций, материалов, оборудования. И это оказывает свое негативное влияние на отрасль. Но не глобальное.
Ажиотаж, действительно, был в начале весны, но он длился где-то месяц и очень быстро сошел на нет. Люди поняли, что ограничений нет, все нормализовалось. Впрочем, пока есть отдельные случаи перебоев поставок препаратов, в целом речь о нескольких десятках наименований, но чаще всего есть либо аналогичные замены, либо их все же можно найти в аптеках, просто потратив чуть больше времени, чем обычно.
– Каковы в целом перспективы развития российской фармацевтической промышленности? Можем ли мы сами обеспечить страну отечественными лекарствами?
– По большому счету, мы можем сами все производить, но не всегда это экономически оправданно. Иногда проще не изобретать велосипед, а купить готовое решение.
Есть критические позиции, и такие препараты совершенно точно нужно делать самим. Это, например, вакцины, инсулины, антибиотики и т. д. У любого, даже самого крупного зарубежного производителя могут быть сбои, ошибки, и мы должны иметь возможность закрывать эту потребность своими силами.
Тем более что это еще и бизнес, и вполне интересный с точки зрения показателей рентабельности. В этом направлении у нас уже есть успехи: те же противогриппозные вакцины, инсулины, отдельные моноклональные антитела и другие препараты.
Например, сейчас одна из российских компаний («Биокад») разрабатывает препарат, необходимый для лечения СМА (спинальной мышечной атрофии), он может появиться на рынке через несколько лет.
Есть на этапе разработки и другие интересные препараты, в том числе мирового масштаба, но пока они не могут быть выведены на рынок, это вопрос будущего. Тем не менее мы конкурентоспособны в этом, но это направление надо целенаправленно развивать.